В холодных коридорах мрачной Крумы, Где каждый камень древним мифом дышит, Крадусь одна бесшумней гибкой пумы. И я надеюсь, что меня никто не слышит.
Но вдруг рука легла мне на плечо. Я обернулась. Он с презреньем улыбнулся. Меч холоден, но стало горячо. Он не поранил, он всего лишь прикоснулся.
«Что делала ты в этой древней башне? Что здесь, прекрасное создание, искала?» Я отвела глаза. Мне стало очень страшно. Я выдохнула: «Я тебя узнала!
Убийца кровожадный и жестокий! Давно легенды о тебе слагает свет. На скуле шрам. Он тонкий, но глубокий. Кто видел этот шрам, уже рассвет
Не встретит. Вдохновенно убиваешь! Я видела тебя в одном бою.» - Как много обо мне ты, детка, знаешь. «Но ты убьешь меня!» - Да, - он сказал. – Убью…
Он отпустил меня внезапно, разжав руки. Так кошка свою жертву отпускает, Но лишь затем, чтобы еще от скуки Ее помучить. После убивает.
«Конечно! Убивать - твое призвание! Без смыла! Без причины и без цели!..» - А знаешь ты, что значит жить в изгнании? Что значит жить без дома и постели?
Что значит быть чужим везде и всюду, Быть проклятым семьею и друзьями… Уют домашний и плечо родное друга Я заменил себе кровавыми боями.
Здесь, в Круме, я нашел уединенье. И здешней нечестии я распахнул объятья. Один из них, брожу как приведенье. Они моя семья, они мне братья!
А вы – незваные, непрошенные гости! Богатства, славы здесь вы ищите наверно… Хотя моим друзьям, косматым премо, Эльфийские весьма по вкусу кости… -
«За что был изгнан ты, скажи. За преступленье?» Его глаза отчаянно сверкали, А я ждала ответа с нетерпеньем. И он сказал: «Меня оклеветали!
Они меня в убийстве обвинили… В убийстве брата… Понимаешь?! БРАТА! Как зверя меня гнали и травили. Но было мне больнее от утраты!
Тогда впервые сам я вышел на охоту… Он долго прятался, он хитро путал след. Но я закончил эту грязную работу. Убийца мертв!.. Его теперь уж нет…
А я теперь кошмар печальной башни этой. Здесь я свободен! Здесь хозяин я!» Он замолчал. Рычали премо где-то, Его ужасные зеленые друзья.
«Иди, эльфийка, я тебя не трону,» - Сказал он хрипло. Я не отвечала. Но долго еще скорбным тихим стоном Мне исповедь изгнанника звучала…
|